ИСТОРИЯ

Дерзкий побег был совершен в ночь на 2 февраля 1945 года, за три месяца до освобождения концлагеря. По разным данным, из заключения удалось вырваться от 500 до 570 узников, выжить — максимум 17.

Стенд на здании администрации небольшого австрийского городка Швертберг рассказывает об истории этой коммуны: две мировые войны ее как будто никак не коснулись — за годом 1913-м сразу следует 1952-й.

В паре метров от входа в мэрию спотыкаешься о красный камень, вмонтированный в булыжную мостовую. Один, второй, третий… Между серыми камнями кисти рук, стопы, черепа цвета красного кирпича, фрагменты металла с отлитыми на них словами «жить», «ценить»… Монумент на брусчатке — это тропа смерти, ведущая к замурованным воротам. Во дворе этого дома в феврале 1945 года были уничтожены семь советских узников, бежавших из блока смерти концлагеря Маутхаузен.

Об этом страшном эпизоде в истории маленького Швертберга рассказывает мемориальная доска. Текст на ней начинается простыми словами: "Жить — значит ценить жизнь". Здесь же упоминается семья Лангталер — самая знаменитая семья в этом небольшом городке, спасшая двух советских беглецов, до побега записанных в число будущих смертников.

От здания, у которого семеро пленников концлагеря встретили смерть, до дома на горе, куда вход смерти был заказан, полчаса пешком. По обе стороны от дороги темнеют накрытые густым дунайским туманом островки леса и распаханные поля. Ни машин, ни людей. Только неугомонные зайцы поднимают вороньи стаи на крыло. Дьявольски промозглая, но не по-январски бесснежная погода.

«Заходи скорее», — зовет в дом хрупкая старушка и уже торопится на кухню, откуда доносится запах свежесваренного кофе.

Анне Хакль 88 лет. Здесь, на горе над Швертбергом, она живет с самого рождения. Дом был перестроен в 1952 году, но та часть, в которой происходили самые драматичные для его тогдашних обитателей события, осталась прежней: те же стены в полметра толщиной, те же маленькие окошки, через которые свет едва пробивается в жилище.

НА СВЯТОГО ВЛАСИЯ
75 лет назад, ранним утром 3 февраля 1945 года, в этот дом пришли другие гости. Это была суббота — День святого Власия, священномученика, к которому обращаются с просьбой о благословении Божием над домом, о помощи крестьянам, которые содержат в хозяйстве скот.

«Еще не рассвело. Мы с мамой и сестрой торопились в церковь на раннюю службу в день нашего крестьянского святого. Уже стояли одетые у порога, как вдруг в дверь постучали. На пороге стоял страшный человек, укутанный в одеяло, в котором он проделал дырку для головы. На голове шляпа, на ногах огромные, не по размеру, ботинки», — рассказывает Анна, которой в феврале 1945-го было 13 лет.

Днем ранее вся округа уже знала о том, что из расположенного в 10 километрах от дома семьи Лангталер концлагеря Маутхаузен совершен побег. «Сирены, громкоговорители… Отовсюду кричали, что из лагеря сбежали опасные преступники. — Анна закрывает уши руками, как будто слышит эту тревогу прямо сейчас, потом на секунду замолкает и добавляет: — В полдень сестра возвращалась из церкви и видела, как тут, совсем рядом с нами, мертвых со связанными ногами кидают в грузовик. Уже тогда мать сказала, что, если сбежавшие придут к нам, мы будем им помогать».

На поимку беглецов были брошены отряды СС, жандармерии и народного ополчения фольксштурм. Местных жителей обязали задерживать и уничтожать бежавших на месте. Укрывающим беглецов или помогающим им было обещано самое суровое наказание вплоть до смертной казни. В регионе Мюльфиртель началась грандиозная облава, вошедшая в историю как страшная «Мюльфиртельская охота на зайцев».

«Михаил назвался переводчиком, сказал, что он из Линца, попросил еды. Но все мы отлично понимали, кто он. Мама не задавала никаких вопросов. Она завела его в дом — вот сюда, на эту кухню, — и наказала Мицци (Мария, старшая сестра Анны. — Прим. авт.) дать ему еды и перевязать кровоточащую рану на ноге», — вспоминает Анна.

Отец и один из старших братьев Анны были членами отряда народного ополчения, еще пятеро братьев находились на фронте. «Я хорошо помню, как отец вскочил с кровати и прибежал на кухню. Он сказал, что нас всех убьют или мы все окажемся там же, откуда пришел этот человек, как только узнают, что в нашем доме прячется лагерный. Мать была непреклонна: он останется здесь. Его тоже где-то ждет мать, как я жду своих сыновей, сказала она. Господь милостив. Отец не перечил, только сказал, что теперь мать отвечает за жизнь всей семьи», — рассказывает последняя свидетельница чудесного спасения советских офицеров.

«Брат тоже пришел на шум. Он мгновенно понял, кто этот человек. Мы испугались, что сейчас произойдет самое страшное… Но мать тут же сказала, что Михаил останется у нас. Брат стал спрашивать, где его товарищи. Михаил упорствовал: настаивал на том, что он пришел один. И только потом, наверное, после того, как понял, что ему и его товарищу в нашем доме ничего не угрожает, на ломаном немецком объяснил, что тут рядом, на сеновале, прячется Николай» — так семья Лангталер узнала о втором беглеце.

ЛИТЕРА «К»
"При первой встрече они показались мне очень взрослыми, даже старыми. Но Михаилу было 29, Николаю — всего 21. Сейчас мои внуки старше их", — говорит Анна Хакль.

Михаилу Рыбчинскому, советскому офицеру, уроженцу Киева еврейского происхождения, в феврале 1945 года было 29 лет. В 20-й блок смертников концлагеря Маутхаузен он прибыл вместе с другими советскими офицерами в июле 1944 года. Уроженец Луганска Николай Цемкало ушел на фронт в 1941-м в 18 лет, был ранен, вернулся в строй, прошел военные курсы и в звании сержанта снова оказался на фронте. Он попал в плен в начале июня 1942 года. Николай прошел несколько лагерей. В начале января 1945 года из гестапо Карлсбада был отправлен в 20-й блок Маутхаузена.

Барак номер 20 был самым новым строением в концлагере Маутхаузен, появившимся там только летом 1944 года. Он был отделен от основного лагеря каменной стеной. В этот блок направляли только советских офицеров, уже совершивших или планировавших диверсии, побеги, саботаж в других лагерях и рабочих командах. У многих из них в учетной карточке стоял штамп с литерой «К» — это значило Kugel, в переводе с немецкого «пуля». Некоторых прибывших в блок смертников даже не регистрировали по лагерным правилам. В том числе и поэтому историки до сих пор не могут назвать ни точное число прошедших через 20-й блок, ни число бежавших, ни число выживших после побега.

ТРИ ЧУДА
В воскресенье, на третий день после побега узников из Маутхаузена, Мария и маленькая Анна снова отправились в церковь.

«На полпути мы встретили эсэсовцев с собаками. Они шли в сторону нашего дома. Когда мы отошли от них на приличное расстояние, мама сказала, чтобы я немедленно возвращалась домой и предупредила всех. Глупость… Какая глупость: мы только что прошли мимо, а теперь я бегу назад… Разве я, 13-летняя перепуганная девчонка, тогда понимала, что бежать той же дорогой нельзя? Но кругом снегу мне было по пояс», — сокрушается Анна.

Старшая сестра и Анна успели наворошить и накидать свежего сена, пока эсэсовцы обходили соседские дома и помещения для скота. «Я боялась овчарку. Она обнюхала все и везде. Эсэсовцы были в нашем хлеву, в комнатах, в кухне, поднялись на чердак. Мы думали, это будет длиться вечно. Но случилось чудо! Чудо! Понимаешь?! Они никого не нашли», — улыбается Анна.

О втором чуде в долгой истории спасения Николая и Михаила семья Лангталер узнала спустя несколько недель после появления в доме беглецов. Через сутки после побега советские офицеры пришли в Швертберг втроем и укрылись на чердаке кинотеатра.

«Тогда у всех был скот, и на чердаках в каждом доме хранилось сено, — рассказывает Анна, — Михаил, Николай и Андрей сначала прятались на чердаке кинотеатра. Михаил рассказывал, что туда приходили люди с вилами. Там ему проткнули бедро, но он не произнес ни звука. Когда все закончилось, беглецы решили идти дальше. Михаил, Николай отправились в нашу сторону, а Андрей — в другую. Скоро раздались выстрелы… Неправильный выбор мог стоить им жизни. Это чудо, что они выбрали наш дом».

Михаил и Николай скрывались в доме семьи Лангталер на чердаке. Со временем, когда к узникам концлагеря вернулось здоровье и если не было опасности, они все чаще стали спускаться в дом. «Здесь на кухне, например, они лущили фасоль, стригли собак — в магазинах же ничего не было, этой шерстью мы набивали подушки. Они помогали моей сестре в хлеву: раскидывали солому, убирали навоз. Но все мы были очень осторожны: на улицу Михаил и Николай не выходили даже ночью. Это было слишком опасно — до соседей рукой подать», — показывает Анна на соседние дома.

За несколько недель до конца войны в родительский дом вернулся с войны раненный в руку брат. Ханс должен был переночевать день-два, пока не освободится место в лазарете.
«Родители решили, что о скрывающихся в доме узниках мы ему ничего не расскажем, а Михаил и Николай пока останутся на чердаке, чтобы не рисковать, — объясняет Анна. — Ханс уже собирался назад, да вышел по нужде. Туалетов в доме не было. И вдруг он столкнулся с Михаилом, который чистил хлев. Сестра Мария доила корову. Михаил бросил вилы и спрятался за дверь.

И тогда произошло третье чудо: о сцене, которую для брата разыграли женщины, Анна Хакль рассказывает с особым удовольствием: «Сестра Мицци сказала: я тоже хочу иметь мужчину в доме, когда закончится война. А мама ей подыграла: ну да, мол, дело молодое».

ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Последние дни войны Анна вспоминает с ужасом: бомбардировки, стрельба, раненые, колонны беженцев... В первых числах мая в городок Швертберг и к дому семьи Лангталер пришли американцы. Регион Мюльфиртель и находящийся на его территории концлагерь Маутхаузен были освобождены 5 мая 1945 года.

"В первое воскресенье после освобождения мы с Михаилом и Николаем всей семьей пошли в церковь. На нас все так смотрели... Но мы уже не боялись. Тогда и решили зайти к фотографу. Вот это фото". — Анна Хакль показывает фотографию, на которой брат Альфред, Николай Цемкало, маленькая Анна, брат Йозеф, Михаил Рыбчинский, мать Мария, отец Йоханн и сестра Мария.

Николай квартировал в доме Лангталер еще месяц после окончания войны. Михаил работал и жил в советской комендатуре. Летом 1945-го один за другим пришли с войны все братья Анны, а спасенные Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало вернулись в СССР. Анна не помнит, как они прощались, и очень сожалеет об этом.

"Много лет от них не было никаких весточек. Ни письма, ни карточки. Сначала мы обижались — все-таки это неблагодарность. Потом узнали, что советские военнопленные попадали на родине в лагеря. Думали, и не свидимся больше никогда", — говорит Анна.

Состарились родители, сестра Мария стала монахиней, брат Йозеф сделал хорошую карьеру в банке, а потом тоже решил посвятить себя вере, Анна вышла замуж. Один из старших братьев, Алоис, выучился на каменотеса и открыл свою фирму. Судьбе было угодно, чтобы именно он вытесывал памятник генералу Карбышеву, погибшему в концлагере Маутхаузен 18 февраля 1945 года.

На открытии монумента, который стоит в Мемориальном комплексе Маутхаузен до сих пор, между речами об ужасах фашизма прозвучали слова о том, что человек может и обязан оставаться человеком, чего бы это ни стоило. Тогда Алоис рассказал советской делегации о Михаиле и Николае — спасенных его семьей советских офицерах, бежавших из блока смертников. Мало кто поверил в эту историю, потребовали подтверждения. И Алоис Лангталер показал записку, которую оставил Михаил Рыбчинский на прощание. Так в СССР появилась первая публикация о спасенных узниках, совершивших побег из 20-го блока смерти. Вскоре посол СССР в Австрии Виктор Авилов навестил семью Лангталер. В огромном СССР нашлись Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало. Через девятнадцать лет, весной 1964 года, они снова оказались в доме, где провели три последних месяца войны.

«Михаил зашел во двор и замер, а потом как закричит: „Крест! Крест!“ — Анна Хакль показывает в сторону двора, где сейчас стоит гранитный крест XIX века. — Папа привез этот крест с кладбища, когда переделывал семейную могилу, и оставил его в углу в хлеву. Так он там стоял и во время войны. Потом мы с мужем поставили его во дворе — уж очень он необычный. Этот крест и увидели Михаил и Николай, когда пришли к нам. Они подумали тогда, что в доме живут старики, которые приготовили этот крест для себя: старики — значит, помогут».

В ту встречу, происшедшую спустя девятнадцать лет после чудесного спасения, мать Анны, Мария Лангталер, подарила Михаилу и Николаю маленькие золотые нательные крестики.
Спустя три года после встречи на австрийской земле 79-летняя Мария Лангталер с сыном Йозефом побывали в Киеве у Михаила и в Луганске у Николая.

«Моя мама рассказывала, как мать Михаила, потерявшая на войне семерых сыновей, всех, кроме одного, обнимала ее и плакала. Матери Николая не стало еще до встречи в СССР. Один ее сын пропал без вести, а Николай вернулся», — показывает черно-белые фотографии Анна.

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Анна Хакль тоже познакомилась с семьями Николая и Михаила. Несколько дней она гостила у них в СССР.
Николай Цемкало умер в возрасте 78 лет в 2001 году. Михаила Рыбчинского не стало в 2008-м. Он умер на 93-м году жизни. С тех пор связь прервалась. "Душевно наши семьи связаны навсегда. Наверняка не только мы, но и семьи Михаила и Николая чувствуют эту связь. Ни мы, ни они — никто и никогда не забудет того, что произошло в феврале 1945-го. Мы все должны не допустить, чтобы ужасы войны повторились снова", — едва сдерживает слезы Анна Хакль.

— Я хочу вас всех обнять! — обращается к семьям спасенных 88-летняя австрийка.
В личном видеопослании Анны для семей Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало много любви и невероятной силы. Автор публикации готов передать эту запись семьям спасенных 75 лет назад узников блока смерти концлагеря Маутхаузен.

P.S. ИЦ "Память" разыскал семью Михаила Рыбчинского и передал Анне Хакль видеообращение дочери спасенного красноармейца.

Опубликовано в журнале "Русский мир"